Неточные совпадения
В нашей истории отсутствовало рыцарское начало, и это было неблагоприятно для
развития и для выработки
личности.
Если бы вследствие
развития появился совершенно новый субъект, новая
личность, то
развития не было бы.
Можно установить четыре периода в отношении человека к космосу: 1) погружение человека в космическую жизнь, зависимость от объектного мира, невыделенность еще человеческой
личности, человек не овладевает еще природой, его отношение магическое и мифологическое (примитивное скотоводство и земледелие, рабство); 2) освобождение от власти космических сил, от духов и демонов природы, борьба через аскезу, а не технику (элементарные формы хозяйства, крепостное право); 3) механизация природы, научное и техническое овладение природой,
развитие индустрии в форме капитализма, освобождение труда и порабощение его, порабощение его эксплуатацией орудий производства и необходимость продавать труд за заработную плату; 4) разложение космического порядка в открытии бесконечно большого и бесконечно малого, образование новой организованности, в отличие от органичности, техникой и машинизмом, страшное возрастание силы человека над природой и рабство человека у собственных открытий.
Это и была последняя перемена в распределении прибыли, сделанная уже в половине третьего года, когда мастерская поняла, что получение прибыли — не вознаграждение за искусство той или другой
личности, а результат общего характера мастерской, — результат ее устройства, ее цели, а цель эта — всевозможная одинаковость пользы от работы для всех, участвующих в работе, каковы бы ни были личные особенности; что от этого характера мастерской зависит все участие работающих в прибыли; а характер мастерской, ее дух, порядок составляется единодушием всех, а для единодушия одинаково важна всякая участница: молчаливое согласие самой застенчивой или наименее даровитой не менее полезно для сохранения
развития порядка, полезного для всех, для успеха всего дела, чем деятельная хлопотливость самой бойкой или даровитой.
Обогащение
личности,
развитие ее в широту и высоту может порождать обеднение в человеческом общении, разрыв с людьми, с которыми раньше был связан.
Лучше был принцип
развития, который признавали нигилисты, —
личность реализуется в процессе
развития, но
развитие понималось в духе натуралистической эволюционной теории.
Но дать ей настоящее, человеческое
развитие значило бы признать права ее
личности, отказаться от самодурных прав, идти наперекор всем преданиям, по которым сложился быт «темного царства»: этого Русаков не хотел и не мог сделать.
Между тем нравственное
развитие идет своим путем, логически неизбежным при таком положении: Подхалюзин, находя, что личные стремления его принимаются всеми враждебно, мало-помалу приходит к убеждению, что действительно
личность его, как и
личность всякого другого, должна быть в антагонизме со всем окружающим и что, следовательно, чем более он отнимет от других, тем полнее удовлетворит себя.
Но самодурство и этого чувства не может оставить свободным от своего гнета: в его свободном и естественном
развитии оно чувствует какую-то опасность для себя и потому старается убить прежде всего то, что служит его основанием —
личность.
Григорьев посвящает нам несколько страничек и обвиняет нас в том, что мы прицепили ярлычки к лицам комедий Островского, разделили все их на два разряда: самодуров и забитых
личностей, и в
развитии отношений между ними, обычных в купеческом быту, заключили все дело нашего комика.
Не место здесь пускаться нам в исторические изыскания; довольно заметить, что наша история до новейших времен не способствовала у нас
развитию чувства законности (с чем и г. Пирогов согласен; зри Положение о наказаниях в Киевском округе), не создавала прочных гарантий для
личности и давала обширное поле произволу.
Но тут его
развитие останавливается, эгоизм его остается в пределах отдельной
личности и знать не хочет ее отношений к обществу, к своим ближним.
Такова основа всех действий характера, изображенного в «Грозе». Основа эта надежнее всех возможных теорий и пафосов, потому что она лежит в самой сущности данного положения, влечет человека к делу неотразимо, не зависит от той или другой способности или впечатления в частности, а опирается на всей сложности требований организма, на выработке всей натуры человека. Теперь любопытно, как развивается и проявляется подобный характер в частных случаях. Мы можем проследить его
развитие по
личности Катерины.
Но дух человечества, нося в глубине своей непреложную цель, вечное домогательство полного
развития, не мог успокоиться ни в одной из былых форм; в этом тайна его трансценденции, его перехватывающей
личности (übergreifende Subjectivität).
Греция, умевшая развивать индивидуальности до какой-то художественной оконченности и высоко человеческой полноты, мало знала в цветущие времена свои ученых в нашем смысле; ее мыслители, ее историки, ее поэты были прежде всего граждане, люди жизни, люди общественного совета, площади, военного стана; оттого это гармонически уравновешенное, прекрасное своим аккордом, многостороннее
развитие великих
личностей, их науки и искусства — Сократа, Платона, Эсхила, Ксенофонта и других.
Сказал кто-то новую мысль, что жид — человек, а не скотина, и ничто человеческое ему ни чуждо: тотчас в трубы трубить начали, что у нас гуманность на высшей степени
развития (исключая только некоторые презренные
личности).
Г-н Орест Миллер полагает, например, что высшее нравственное
развитие состоит в принижении своей
личности и, если возможно, даже в совершенном отречении от нее, Может быть, и г. Жеребцов близок к подобному взгляду.
Но при нормальном
развитии ребенка эгоизм его недолго обращается на притеснение чужой
личности и собственности в пользу своей особы.
Очевидно, что люди, отыскивающие в народах
развитие любви к общему благу, берут уже здесь не массу народа, а отдельные
личности.
Их
развитие не так высоко, чтобы понять значение своей родины в среде других народов; их чувства не так сильны, чтобы выразиться в практической деятельности; их
личность не столько самобытна, чтобы в собственных силах искать прав на какое-нибудь значение.
Равным образом и все практические последствия дурного
развития ума или воли не должны быть относимы прямо к вине отдельной
личности, а должны быть приписаны действию тех же обстоятельств.
Не принимая в расчет состояния общественной нравственности, ни исторических обстоятельств
развития порока, ни общего положения администрации, ни отношений одного класса к другому, сатирики рады свалить всю беду на бедную
личность чиновника, которая часто вовсе без вины виновата.
Катерина Матвеевна(к Венеровскому).Нет, позвольте, позвольте! Во мне столько возникло идей по случаю посещения этой школы! Является вопрос: что вы хотите сделать из этих
личностей? Признаете ли вы
развитие каждого индивидуума за несомненное благо, или
развитие единицы без общественной инициативы может повредить этим единицам в силу существующего ненормального порядка?
Катерина Матвеевна. Да. Скажите, как вы думаете: мне пришла мысль, не может ли быть вредно
развитие рефлексии у мальчиков? Согласитесь, ведь имеешь дело с слишком дельными
личностями…
В обществе могут быть отдельные сильные натуры, отдельные лица могут достигать высокого
развития нравственного; вот и в литературных, произведениях являются такие
личности.
Моралисты утверждали, что все это от растленности человеческого рода и от помрачения ума его; другие, напротив, кричали, что теория будто бы идеальной организации, состоящая в обезличении человека, противна естественным требованиям человеческой природы и потому должна быть отвергнута, как негодная, и уступить место другой, признающей все права
личности и принцип бесконечного
развития, бесконечного шествия вперед, то есть прогресса, в противоположность застою.
Следуя за постепенным
развитием вашей мысли, я должен вам признаться, что мне невозможно согласиться с вашим взглядом, по которому вся Европа представляет одну
личность, в которой каждая народность играет роль необходимого органа.
Между тем дворянство развивалось, образование начинало оплодотворять умы, и, как живое доказательство этой политической зрелости нравственного
развития, необходимо выражающейся в деятельности, явились эти дивные
личности, эти герои, как вы справедливо называете их, которые «одни, в самой пасти дракона отважились на смелый удар 14 декабря».
Таким образом, кроме своей прекрасной, благородной
личности, столь привлекательной в самой себе, Станкевич имеет еще и иные права на общественное значение, как деятельный участник в
развитии людей, которыми никогда не перестанет дорожить русская литература и русское общество. Имя его связано с началом поэтической деятельности Кольцова, с историей
развития Грановского и Белинского: этого уже довольно для приобретения нашего уважения и признательной памяти.
Так, на первой степени
развития невежественного народа, человек, пораженный необычайной силой или ловкостью какого-нибудь дикого героя, забывает и свою
личность и
личность своих ближних и, вместе со всеми, признает свое полное ничтожество пред удивительным богатырем и его беспредельную власть над собою.
Кто признает права
личности и принимает важность естественного, живого, свободного ее
развития, тот поймет и значение Станкевича, как в самом себе, так и для общества.
Если
личность занималась какой-нибудь специальностью и сделала открытия, то об этих открытиях можно еще говорить, потому что они способствуют общему ходу
развития человечества.
Важно общее течение дел, говорят они, важно
развитие народа и человечества, а не
развитие отдельных
личностей.
Конечно, ход
развития человечества не изменяется от
личностей.
Личность не есть застывшее состояние, она разворачивается, развивается, обогащается, но она есть
развитие одного и того же пребывающего субъекта, вот этого имярек.
Сергей Андреевич, наклонившись над стаканом и помешивая ложечкой чай, угрюмо и недоброжелательно слушал Даева. То, что он говорил, не было для Сергея Андреевича новостью: и раньше он уже не раз слышал от Даева подобные взгляды и по журнальной полемике был знаком с этим недавно народившимся у нас доктринерским учением, приветствующим
развитие в России капитализма и на место живой, деятельной
личности кладущим в основу истории слепую экономическую необходимость.
Ход истории определяется не волею критически мыслящих
личностей, а производственными процессами; в России с неотвратимою неизбежностью развивается капитализм, бороться против его
развития, как пытаются делать народники, — бесполезно и смешно; община, артель — это не ячейки нового социалистического уклада, а пережитки старого быта, обреченные на гибель; развивающийся капитализм выдвигает на сцену новый, глубоко революционный класс — пролетариат, и наиболее плодотворная революционная работа — это работа над организацией пролетариата.
Человек же, всю жизнь свою мысливший не только о ничтожных, пустячных предметах, но и о таких предметах, о которых несвойственно думать человеку, извратил свой разум: разум не свободен у него. Разум занят несвойственным ему делом, обдумыванием своих потребностей
личности, —
развитием, увеличением их и придумыванием средств их удовлетворения.
Да как же и не быть этому в нашем мире, когда прямо признавалось и признается теми, которые считаются учителями других, что высшее совершенство отдельного человека есть всестороннее
развитие утонченных потребностей его
личности, что благо масс в том, чтобы у них было много потребностей и они могли бы удовлетворять их, что благо людей состоит в удовлетворении их потребностей.
В нем происходит естественный ход
развития сильной и своеобразной
личности, который на философском языке называется"эволюцией".
Учение о творческом
развитии предполагает свободу как основу необходимости и
личность как основу всякого бытия.
Такие
личности, как он, могли быть только завещаны нам прошедшим столетием, когда умственное образование для большинства самих дворян заключалось только в грамотности; естественно, что всякий дворовый мальчик, который готовился для домашнего письмоводства, живший постоянно в барском доме, в умственном и нравственном
развитии шел в уровень с детьми своих господ. Как для тех, так и для других учителями были, если не старый длиннополый земский, то приходский дьячок.
В то, описываемое нами время, когда крепостное право было в самом зените своего
развития в смысле самовластия владельца и отсутствия всяких понятий о
личности живого имущества, каковыми были дворовые и крестьяне обоего пола, арена для таких сластолюбцев была безгранична.
«Буржуазный» мир принужден был все-таки считаться не только с материальным цензом (в переоценке его была его слабость и грех), но и с цензом духовным, с качественным началом в человеческой
личности, с образованием, с талантом, с культурным
развитием.